Ранней весной 1944 г. жители украинского села Потапцы, согнанные с родных мест войной, стали возвращаться домой. Война ушла на запад, оставив в селе свои страшные следы: несколько сгоревших хат и захоронения расстрелянных немцами советских десантников. В один из мартовских дней у сельсовета остановился заляпанный грязью украинских дорог «виллис». Прибывших на нём двух офицеров председатель проводил к группе односельчан, которым было поручено откопать и перезахоронить в братскую могилу десантников. 
Вместе с офицерами селяне проследовали к пруду, где находилось захоронение майора-парашютиста. Закопан он был неглубоко, но хорошо сохранился. «Это и есть тот самый майор», – обращаясь к офицерам, сказала Галина Гордиенко. Один из них попросил рассказать всё, что ей известно о последних часах жизни этого мужественного человека – десантника, коммуниста, патриота. Вечером, когда все советские войны были перезахоронены, офицеры уехали, оставив на братской могиле табличку, на которой было написано: «Здесь похоронены 52 человека и майор Старостин».
В 1942 году, вскоре после возвращения из вражеского тыла частей 4-го воздушно-десантного корпуса, гвардейцы с интересом читали книгу о боевых делах воинов этого соединения. Была она написана просто, непритязательно, и каждый понимал, что так написать мог человек, который был там, видел всё своими глазами, на себе испытав всю тяжесть боёв в немецком тылу, разделяя с десантниками и радость побед, и горечь неудач. Автором книги был в прошлом журналист, а ныне политработник Николай Федорович Старостин. Это была его последняя книга.
В сентябре 1943 г. по решению командования Воронежского фронта в излучине Днепра между Ржищевом и Каневым был высажен воздушный десант. Уже после войны вдова майора Старостина писала в письме полковнику Корольченко: «Вы же, наверное, знаете, что это была за десантная операция – люди шли на верную гибель! Эта операция была такая поспешная, но, видимо, так было надо! Николай Фёдорович служил тогда в политотделе штаба ВДВ...» В тыл врага майор Старостин вызвался десантироваться в составе 3-й бригады. Сборы его были короткими: он забежал домой, чтобы взять с собой десантную куртку, ту самую, в которой прыгал зимой 42-го под Дорогобужем, да прихватил полевую сумку, положив в неё записную книжку. Напоследок огляделся – не забыл ли чего. Взгляд остановился на стопке исписанных листов бумаги, лежащих на рабочем столе. Это была почти законченная пьеса «Десантники», над которой он работал совместно с поэтом Сергеем Васильевым. «Вернусь – закончу!» – подумал он с уверенностью и ушёл, ушел чтобы не вернуться. Лишь в уральском городе его жене почтальон пряча глаза отдаст казённое извещение со страшными словами: пропал без вести...
Борт, на котором летел Старостин, пересёк Днепр, парашютисты с этой минуты мысленно настраивались к предстоящему десантированию. Самолёт летел над территорией, оккупированной немцами. Свет красной лампочки поднял парашютистов с откидных сидений. Красная лампочка сменилась зелёной. Майор Старостин прыгнул первым. В ночь на 25 сентября 1943 года жители села Потапцы услышали доносящийся с неба гул авиационных двигателей. Выбросив десант, самолёты ложились на обратный курс. С земли к парашютистам устремились страшные светлячки немецких трассеров. Немцы подожгли несколько хат, стало светло как днём. Десантники, опускаясь на парашютах, отвечали огнём из своих автоматов. Осенняя ночь наполнилась шумом яростного боя. Немногие десантники, которых не нашли смертельные светлячки, приземлившись вступали в бой, пытаясь вырваться из огненного кольца немецкой облавы. Автоматные очереди, пулемётная дробь, взрывы, короткие команды на немецком и русском, крики раненых... К утру всё стихло. Оставшиеся в живых десантники растворились в окрестных лесах, оставив после себя немало немецких трупов. Среди тех немногих, кто уцелел после ночной выброски и яростной схватки на земле, был и майор Старостин. Вскоре вокруг него собралась группа из 12 десантников. Майор принимает решение уйти подальше от села и идти на соединение с основными силами десанта. В урочище Латыши группа попала в засаду. Вспыхнул бой, который продолжался до полудня. Силы были неравны, и немцам удалось взять десантников в кольцо. В живых оставался майор и два раненых парашютиста, когда их захватили в плен. Озверевшие от их упорного сопротивления гитлеровцы прикончили раненых тут же. Майор избежал этой участи: за пленного офицера-десантника давали Железный крест и отпуск на родину. Немецкий офицер приказал отконвоировать его в Потапцы.
Его доставили во двор колхозницы Олимпии Гордиенко, где размещался штаб немецкой части. Хозяйку с дочерью выселили, и они жили у соседей. Однако днём бывали в своём дворе, хлопоча по хозяйству.
Допрашивали майора во дворе. Под развесистой грушей стоял стол, за ним восседали три немца. Посредине – немолодой гауптман, краснолицый, тучный, с худосочной чёлкой на круглой лысой голове. Выложил на стол сигареты, щёлкнул зажигалкой.
Второй немец положил перед собой стопку чистой бумаги, ручку-самописку – протоколировать допрос.
– Начнём, – сказал гауптман. Полицаи подвели майора к столу. Вам не жарко в этом? – произнёс немец на русском языке, указывая на куртку. День был тихий, ясный, не по-осеннему тёплый. – Снимай!
Майор не спеша снял куртку, повесил на сук дерева. Привычным жестом военного расправил под ремнём складки. Немец удивлённо протянул:
– О-о! Майор! Вы есть парашютист? Как ваша фамилия?
– Я отказываюсь отвечать, – майор вызывающе смотрел на немца.
– Гут... Гут... Как вы попали к нам?
– Спросите у своих. Они вам доложат.
Капитан по-немецки обратился к стоявшему поодаль обер-лейтенанту, рота которого вела бой с группой майора. Обер-лейтенант стал докладывать обстоятельства боя и пленения советского майора. Он упомянул, что в бою с этой группой рота потеряла почти треть своего состава.
– Это не люди. Это фанатики. Они дрались, совсем не думая о жизни, – говорил возмущённый немец.
Когда тот кончил, гауптман кивнул:
– Гут, – и перевел взгляд на майора. – Как ваша должность? Командир батальона? А может, полка? Или вы есть штабной офицер?
– Это не имеет значения.
– Вы есть коммунист?
– Да. Я коммунист.
– С какой задачей ваш полк совершил десант? Вы меня понимать?
– Чтобы очистить от врагов свою землю.
– Зачем вы так? – покривился немец. Он оставался невозмутим, но в его спокойствии было что-то зловещее. – Сговорчивость для вас есть лучший союзник.
– Не надо меня уговаривать. Я офицер Советской армии и останусь им до конца.
– Вы ещё не слышали наших предложений, они могут быть для вас благоприятен. – Немец глубоко затянулся, пальцем сбил стерженёк пепла. Есть русская армия генерала Власоф.
– Предателя Власова, – поправил майор.
– Генерал Власоф, герр майор, – повысил голос немец. – Вы можете служить в этой армии. Вы меня понимаете?
– Согласия вы не получите.
– Это окончательно?
– Окончательно. Согласия на предательство вы не получите. Гауптман, перейдя на немецкий, обратился к своим офицерам:
– Мы зря тратим время. Это ещё один из фанатиков, которых слишком много я повидал в этой стране. От него мы не добьёмся ничего.
Офицеры молча кивнули в знак согласия со своим начальником. Гауптман, вновь перейдя на русский, обратился к майору:
– Вы есть коммунист, фронтовой... Нет! Как у вас говорится – боевой офицер и парашютист. Вы знаете, что вас ждёт. У нас есть приказ: советских парашютистов вешать на этих... как их... стропах. Я уважаю вас и поэтому нарушу даже этот приказ. Мы вас не повесим, вас расстреляют там. Он указал на видневшийся неподалёку пруд. – Это будет через полчаса. – Гауптман посмотрел на часы. – Ровно через полчаса вы уже не будете, майор. Вы не будете видеть меня, людей, небо. Вы будете труп. Вот он, – немец указал на одного из полицаев, – подтащит вас, мёртвого за ноги к могиле и сбросит в неё. Постарайтесь это представить. Мы, немцы, – люди слова и очень-очень пунктуальны. Подумайте, на размышление полчаса.
Он решительно поднялся и направился к хате. За ним решительно поспешили офицеры. Майора Старостина подвели к хате. Один из полицаев подошёл к дереву, где висела куртка майора. Помял в руках ткань, погладил меховой воротник.
– Яка добра вещь, – отложил винтовку, примерил куртку на себя. – Гарна! Стоящий у калитки немец-часовой угрожающе закричал полицаю. Тот поспешно стащил куртку с плеч, повесил на сук.
К майору подошла хозяйка дома Олимпия Сидоровна.
– Може, молочка, сынку, выпьешь?
– Спасибо. Выпил бы.
– Можно? – обратилась женщина к полицаю.
– Пускай пьёт, – махнул тот рукой. – Только зря добро переводить.
– А може, дядечку, гарбуза? – спросила тонконогая дочь хозяйки. И не ожидая ответа, мелькнула голыми пятками.
Майор выпил молока, поблагодарил женщину, похлопал девочку по худому плечику и вдруг заговорил шёпотом:
– Запомните моё имя. Я майор Старостин... Из Москвы... Ста-ростин.
– Запомнила. Старостин.
– Вот часы, – он незаметно стал расстёгивать на руке коричневый ремешок. Часы именные... Там указана моя фамилия... Возьмите.
– Стой! – бросился к ним полицай. – А ну-ка покажь!
Он вырвал из рук женщины часы, торопливо сунул в карман. Из хаты, дожёвывая, вышел толстый немец. Полицай и часовой у калитки вытянулись.
– Ну что, майор, вы согласен на наше предложение.
– Нет!
– Наин? Гут, ведите. – Оглянувшись на сопровождающих его офицеров, немец махнул рукой.
Два полицая повели его в конец огорода к пруду. Один из них, закинув винтовку на плечо, прихватил лежавшую у хаты лопату. За полицаями последовали немецкие офицеры. У пруда полицай скомандовал: «Стой!» – и бросил к ногам майора лопату.
– Копай!
– Копай, сволочь, сам! – Майор отшвырнул лопату ногой.
Полицай замахнулся, но не ударил. Выругавшись, вогнал лопату в землю, стал копать. Майор стоял под охраной второго полицая и немцев. Он смотрел на зеркальную гладь пруда, на голубое небо с медленно плывущими облаками и, ясно осознавая, что живёт последние минуты, старался отогнать мысли о смерти. О чём думал этот мужественный человек и кого вспоминал в последние минуты своей жизни, мы, к сожалению, никогда не узнаем. Он не цеплялся за жизнь, не шёл во имя спасения на предательство, не отвёл глаза от смерти, когда чёрными отверстиями на него уставились винтовки врага.
– Стреляйте, гады! Победа будет... – крикнул он в последнее мгновение.
И не окончил, сухой треск выстрелов оборвал крик. Подошёл офицер, вытащил из кобуры пистолет и, тщательно прицелившись, выстрелил ещё раз.
Из письма вдовы майора Старостина Ирины Петровны полковнику Корольченко. «Поехала я в Потапцы в 1946 году. Когда один из товарищей, участвовавших в расследовании гибели десанта, сказал мне, что Николая Фёдоровича они нашли похороненным в селе, перезахоронили в братской могиле. Через политуправление ВДВ пошло письмо в ЦК Комсомола Украины, где и было принято решение поставить памятник на братской могиле...».
Позднее, ко Дню Победы, в 1975 г. в памятник была вмонтирована фотография майора Старостина – журналиста, политработника, воздушного десантника.
А.Корольченко, А.Опрышко
http://nw.com.ua |
0
0
