дочитай до кінця

(Посвящается Илане) Я раскрыл главный секрет всех проблем в нашей медицине. Наверное, именно с этого стоит начать. Нет больше никакого секрета! И своим открытием я сейчас с вами в полной мере поделюсь. Но вместе с этим открытием вам прийдется принять и ту боль и отчаяние, которые я вложу в этот крик души. Крик, потому что это история маленькой девочки, у которой отняли все. То, что у нее осталось с трудом можно назвать жизнью. Это история моей дочери. Это Илана. Сейчас ей четыре месяца. На этой фотографии ей всего шесть недель. Я делал это фото на прощание.

Ее переводили из одной детской больницы в другую под тем предлогом, что в местной реанимации чего-то там не хватает. На самом деле, как позже мне объяснили сами врачи, в местной реанимации не хватало уверенности, что девочка доживет до выписки. А детская смертность в возрасте до года в нашей стране - это большие проблемы для медицинского учреждения и персонала. Вот почему от Иланы в кратчайшие сроки пытались избавиться почти все. Я сделал эту фотографию, чтобы оставить себе хоть какую-то память о дочке, и Илану увезли. Там, в другой больнице, имели вагон совершенно законных причин не принимать ее, но заведующий реанимацией оказался человеком. Он прекрасно понимал насколько высоки риски лично для него и его отделения. Но понимал и настоящую причину перевода: родилась неизлечимая девочка. Причем, она родилась такой из-за ошибки его же коллег. Мало того, эти коллеги сделали все, чтобы их вина стала не такой очевидной. Например, они поставили заведомо неправильный диагноз и быстренько назначили лечение еще до прихода анализов. Вирусный энцефалит головного мозга - не игрушки. Надо лечить. Анализы не подтвердили диагноз? Просто у нее какой-то другой вирус. Никакого не нашли? Это просто потому, что мы уже провели курс лечения, вот и нет вируса. Он понял все это по истории болезни, назвал диагноз “энцефалит” нелепым и принял Илану к себе в отделение. Принял и спас ее тогда. Уже потом от многих специалистов, я слышал, как они, в сердцах забыв о клановых правилах профессиональной этики, говорили: “Только идиот мог поставить такой диагноз!”. Дело в том, что Илана - одна из близнецов. Из монохориальной двойни. Два амниотических пузыря, одна плацента. Я не медик, конечно. И не претендую. Но слова доктора медицинских наук об общем для таких близнецов имунном барьере мне показались вполне понятными. Для верности он уточнил: “Одна плацента - либо болеют оба, либо не болеет никто”. Нужно ли рассказывать, что, спустя месяц после родов, одна врач, которая “хорошо знакома с теми, кто принимал роды” пыталась убедить мою жену, что близнецы были разнояйцевыми. То есть, две плаценты, и своевременно вылеченный энцефалит. Моя жена не медик, конечно. И не претендует. Она просто сказала, что была в сознании и рожала только одну плаценту. “В сознании? Ясно…” сказала врач, и тут же ушла. Хотя, теоретически могла еще сказать, что плаценты срослись… Видимо, в тот момент не пришло в голову. Но мы отвлеклись. Я обещал секрет нашей проблемной медицины. Осталось немного. Сегодня нам окончательно подтвердили, что обширные разрушения головного мозга наша Иланка получила именно в родах. Нигде больше. Вот почему она не сосет грудь, не умеет глотать, не держит пальчик, не следит глазами за игрушкой, не улыбается… Врачи говорят, она даже не будет себя осознавать. Я смотрю в ее глазки и не верю это. А что мне остается! Так вот о секретах. Не всем врачам понравится, что я раскрою их тайну. Тут одна моя знакомая-врач (хороший врач, как мне кажется) в сердцах проклинала журналистов, снимающих телепрограммы о вопиющих случаях преступлений или халатности в медицине. Если быть точным, она пожелала им “лечиться у колдунов и рожать в поле”. Это очень интересная логика, как по мне. И это - первый шаг к раскрытию обещаного секрета. Логика, стало быть, такая. Раз уж только медики в этой стране занимаются медициной, то о них или хорошо, или ничего. Не нравится - иди к колдунам. Ну, или в поле. Это уже, смотря какой вопрос. Так сказать, по медицинским показаниям. Главное - делай это молча. Потому что врачи, загубившие одну жизнь, еще десять спасли только на этой неделе. Я, прежде чем идти в поле, хочу спросить. Спросить у всех медиков, читающих эту статью. А смерть вашего близкого для вас тоже только статистика? Ведь нет же. И знаете что? Я ведь не осуждаю врача за ошибку. О нет, не за это. Некоторые доктора наук, правда, в запале восклицали: “Да как же могли не назначить кесарево?! Кто принимал роды?!”. Но я же не доктор наук. Поэтому я хочу просто спросить: “Зачем было ставить этот “маскировочный” диагноз? Зачем сильнейший препарат ацикловир недельному ребенку, у которого нет никакого энцефалита?!" Или это была еще одна ошибка? Ну, тогда я присоединяюсь ко мнению доктора наук. О, совсем забыл. Зачем с нас взяли деньги за роды?! Ну, конечно. Чтобы нам в голову не пришло, что врач виновата. Это я зря спросил. Так вот, секрет этой прекрасной отечественной медицины - в туалете. Не фигурально, а в буквальном смысле. Но не в обычном туалете. А в больничном туалете, на котором табличка “служебный”. Служебный, это как “только для белых”, только не по цвету кожи. Скажите мне, зачем медикам служебный туалет? Это в том смысле, что хирург будет бежать на операцию, а тут туалет занят, и он или танцевать будет у операционного стола, или обделается по дороге? Да нет же. Просто медики не считают себя обычными людьми. Они - выше их. Выше меня, например. Поэтому я должен ходить в грязный, вечно недомытый туалет "для всех". А они - в чистенький "служебный". А что! Вполне естественно. Вы же, к примеру, не станете есть из одной миски с собакой! Так зачем же делить один туалет со - страшно сказать - пациентами! Тем более, в этом страшно заразном неврологическом отделении, где в туалете так просто подцепить детский церебральный паралич. Я не прав? Скажите мне тогда, почему врач ко мне в палату заходит без стука, а я к нему в кабинет, - постучавшись? Хотя это у меня палата не закрывается на ключ, это я в ней живу, ем, переодеваюсь и сплю. А он - ходит на работу и всегда может закрыться у себя в кабинете, чтобы переодеться. Почему незнакомая леди с фонендоскопом на шее должна фамильарно обращаться ко мне “папочка”, а я к ней “Татьяна Александровна”? В одной больнице я попросил персонал называть меня по имени. Они оскорбились. Почему фонендоскоп на шее дает человеку столько надменности и презрения к чужим, незнакомым ему людям? Ах, да. Если врачи будут все принимать близко к сердцу, они просто умрут от сочувствия. Вот почему быть бездушными специалистами - их единственное спасение. Я, правда, не раз встречал медиков с душой. И они, оставаясь людьми, были почему-то живы. Один врач объяснил мне все это по-своему. Дело было так. Мы с Иланой, отстояв полтора часа в очереди, зашли к ней в кабинет. У Иланы начались судороги. Нам нужно было как можно скрее возвращаться в больницу, где мы лежали. Врач сделала мне замечание - не заполнена карточка. Фамилия, имя, где живете… Я вообще-то заполнял час назад, но на этаж ниже. А здесь, оказалось, нужна еще одна. Я попросил осмотреть корчившуюся в судорогах девочку, потому что ей больно. А если мы выйдем, то сможем вернутся уже только после следующих в очереди пациентов. Минут через 20-30. Но врач указала мне на дверь. Я не удержался и спросил, как можно быть такой жестокой с ребенком. И вот вам еще одна тайна. “Это - ваш крест, не мой” - сказала врач. Ну, то есть она или не выбирала себе эту профессию и намекнула на то, что она в рабстве… Или выбирала не для того, чтобы кому-то помогать. Господи, что я говорю! Какое там “помогать”! Все же ради служебного туалета, права презрительно называть людей прозвищами, типа “папочка” и вожделенного фонендоскопа. Мы даже купили с женой один себе и по очереди носили его на шее по квратире, пытаясь тоже получить часть власти над миром. Но не смогли. Вероятно, это просто символ, вроде скипетра. Я знаю, что скажут в этом месте некоторые читатели в белых халатах. Они скажут: “Пойди-ка поучись с наше, отработай в интернатуре, повыноси утки за больными, поспасай-ка на скорой вонючих бомжей от обморожения и тогда…” …И тут я вдруг перебью да как закричу: “Что тогда?! Что?! Можно будет не сочувствовать боли ребенка? Презирать людей? Не особенно париться на родах двойни? Ходить в отдельный туалет? Ради этого - все это? Ради этого носить утки, семь лет учиться и спасать бомжей?! Чтобы считать себя выше остальных? Чтобы почувствовать себя над толпой?!” Итак, служебный туалет, титул в виде непременного имени-отчества в любом возрасте, да символ власти в виде фонендоскопа. Знаете кто очень похож на врачей? Милиционеры. Один офицер милиции из печально известной Врадиевки сказал нашему журналисту: “Если милиция такая плохая, что же вы чуть что звоните 102?! Звоните на свое телевидение! Так нет, вы же нам звоните!”. Ну, то есть он тоже всех послал рожать в поле. И это в том отделении милиции, где милиционеры изнасиловали девушку. А недавно у нас на записи были 16-летние мальчишки, которых несколько часов пытали в милиции. Одного били электротоком, а другого душили противогазом. А до этого был мужчина, чью жену насиловали в милиции, чтобы он подписал признание. Но мы же звоним 102! И альтернативы милиции - нет. Значит - не надо говорить гадости о милиции. Да сколько там тех пыток, в конце концов! Хороших же дел больше. Вот и о врачах плохо не надо. Они больше спасают, чем губят. То, что во всем цивилизованном мире медицина гораздо дальше ушла от сравнения с полем, чем у нас, никого не волнует. Мы же живем не в цивилизованном мире. Мы - в мире служебных туалетов. Я лечил старших сыновей в Израиле. Там не было отдельных туалетов для медперсонала. Меня называли там по имени. Мне никто не говорил “папочка”. Никто не рявкал “Успокойте ребенка!”. Кто-то скажет, что у нас бесплатная медицина? Уже, наверное, никто. У них дороже? А у нас что, если сделать дороже - все сразу поменяется? Нет, конечно. Человек, которому не жалко ребенка, не научится жалеть его и за деньги. Моя жена сегодня горько плакала весь вечер. Та самая врач, принимавшая у нас роды, успела еще в роддоме убедить мою Свету, что всему виной ОРВИ, которое та перенесла во время беременности. Она так ей и сказала: “Чем ты думала, дорогая моя?!”. Моя Светка после этого говорила “Я искалечила нашего ребенка”. Потом я рассказывал ей о плаценте, о сомнениях других врачей, но она все не могла перестать себя винить. Сегодня мы окончательно поняли, что ОРВИ не при чем. Что просто стоило выбрать другого врача. Другую больницу. Да что угодно, кроме, разве что, поля и колдуна… Надо было ехать в Израиль. Кто же знал, что в этой стране в 21-м веке не стоит не только рождаться, но даже просто - рожать! P.S. Я написал это для врачей. Для тех, кто думает, что спасенные жизни дают ему какой-то карт-бланш. Дают право не очень-то переживать. Право ошибаться и не мучиться совестью. Право не сопереживать. Я пишу это потому, что каждый человек остро нуждается в самоуважении. Если он не уважает себя, он сводит счеты с жизнью. То есть, если исключить потенциальных самоубийц, то все без исключения считают себя хорошими. И та врач, которая выгоняла девочку с судорогами из кабнета, и те милиционеры, пытавшие детей или насиловавшие женщин. Все. Это значит, все они нашли оправдание своим действиям. Нормальные, человеческие оправдания. Вовсе не оправдания типа “потому что я падонок”. Нет! Такие оправдания, которые кажутся им достаточными, чтобы считать себя хорошими людьми. Дорогие врачи! Те, кто еще не пробовал пытать людей в психиатрической клинике или продавать детей на органы. Я обращаюсь к тем, кто просто пользуется служебным туалетом и обращается к взрослым незнакомым людям “папочка” и “мамочка”. К тем, кто перестал сопереживать. Ваши оправдания - фальшивка. Черное остается черным, а белое - белым. И это - ваш крест. Он тяжелый, я не спорю. Но вы выбрали его сами. Выбрали! И он не делает вас высшими людьми. Да нет же, не делает, вас обманули! И он не искупает ни вашей черствости, ни высокомерия. Поэтому не обманывайте себя. Или несите этот крест, или уходите. В поле рожать не прийдется, не стройте себе иллюзий. Нет незаменимых. Есть хорошие, есть так себе и есть отвратительные. Кто из вас готов сказать себе “Я так себе врач”?. Никто? Значит, все хотят быть хорошими. Так будьте.