Не говорите мне...

 Политолог Сергей Кургинян - о четвертом варианте интеграции

Я понимаю, насколько объективно несвободны главы государств, обсуждающие вопросы интеграции. Они несвободны, потому что «положение обязывает». Потому что их слышит весь мир. Потому что каждое их слово может быть задействовано против них оппозицией. Потому что они политические тяжеловесы и в принципе не могут позволить себе чрезмерно острых высказываний, не соответствующих их высочайшему статусу. И так далее.

Кроме того, я понимаю, насколько в нынешней ситуации необходимо быть осторожными, коль скоро хочешь реального сближения частей распавшегося государства. Суверенитет – вещь соблазнительная для очень и очень многих. Как для элиты, между прочим, так и для народа. Поэтому считается, что распад империи в принципе необратим. Распавшиеся части, вкусив от суверенитета, влюбляются в него и ни за что не согласны на то, чтобы с ним расстаться. Одно неосторожное слово – и сближение превратится в свою противоположность. Это касается любого, кто говорит на эту тему. А уж глав государств – тем более.

Всё так. Но я не глава государства, не высокопоставленный чиновник, не лицо, обличенное какими-либо полномочиями. И потому, в отличие от прочих, имею право говорить о том, о чем эти прочие права говорить не имеют.

Когда разбилась ваза… или ее разбили… словом, когда вы видите на полу осколки чего-то, что было вам дорого, – что вы будете делать?

Первый вариант – выкидывать осколки в помойку.

Второй вариант – использовать осколки, притворяясь, что они лучше, чем ваза. Вазой, например, ничего нельзя нацарапать на стене, а осколком можно.

Третий вариант – склеивать осколки.

Спросят: «Каким клеем?» Это, в общем-то, хорошо известно. Клеем интересов – экономических, социальных и иных. Нам выгоднее иметь общее экономическое пространство? Да, выгоднее. Ну так давайте его сделаем! Нам выгодно отсутствие визовых ограничений? Нам выгодно еще и вот это… это… это… Так осторожно накладывается клей выгод и интересов на осколки бывшей империи Карла Великого, она же будущая Объединенная Европа. И вот уже и валюта одна… и парламент общий есть… и пространство безвизовое… да мало ли еще что.

Но только все помнят – жила-была ваза. Называлась – великий Рим. Потом ваза разбилась. И вместо нее – со страстной оглядкой на нее – создавались другие «вазы». Создатели – Карл Великий, Карл Пятый etcetera– все время оглядывались на оригинал, создавая копии. И вместе с тем, вместо античного стекла использовали новое стекло – христианское.

В распоряжении де Голля или Аденауэра не было уже этого «стекла». Но было точное понимание необходимости создания вазы из осколков под названием Франция, ФРГ и так далее. Осколки начали склеивать. И склеили, причем далеко не худшим способом.

Но ведь всем понятно, что ваза, склеенная из осколков, – это суррогатная ваза. И прочность не та, и швы видно, и воды в вазу не нальешь – протекает. А даже если не протекает, то… Словом, всем понятно, чем вещь, склеенная из осколков, отличается от неразбившейся вещи. Понятно, правда?

Спросят: «И что же вы предлагаете? Не склеивать? Оставить осколки валяться на полу XXIвека?»

Нет и еще раз нет. Я буду поддерживать любую попытку что-то склеить. Я понимаю, как эти попытки важны для народов нашей страны. Я понимаю также, в чем альтернатива этим попыткам. И наконец, я понимаю, что живые системы сильно отличаются от неживых. И потому моя метафора вазы – условна. Как, впрочем, и любая метафора.

Но только не говорите мне, что других вариантов просто нет. Что есть лишь три варианта: (1) выбросить осколки в помойное ведро, (2) восхвалять «драгоценную» осколочность, противопоставляя ее «омерзительной» целостности, и (3) склеивать осколки между собой.

Есть четвертый вариант. Разжечь огонь. Позвать стеклодува. Кинуть в огонь осколки. Расплавить стекло. И выдуть из расплавленного стекла новую вазу.

Спросят: «Что еще за огонь? Небось, опять вы о какой-нибудь мистике?»

Ни Боже мой! Речь идет о предельно конкретных вещах. Таких конкретных, что дальше некуда. И все главы государств прекрасно понимают, о чем именно идет речь. Только говорить они об этом не имеют права в силу обременяющей их статусности. А меня, повторяю, статусность не обременяет никоим образом. И говорить я имею право – что с меня взять-то, с театрального режиссера? А поскольку я убежден, что говорить об этом надо, и что ничто в России не сотворяется без огня, то я и скажу.

Убит Каддафи или нет – я не знаю. Но только я знаю точно несколько вещей, имеющих прямое отношение к исторической судьбе народов прежде единого государства, к судьбе наших элит и наших абсолютно неэлитных сограждан. И я их хотя бы перечислю.

1. Бомбардировки Ливии – это мерзость и глупость.

2. Каддафи – это герой. Мир еще не забыл, надеюсь, что такое герои. И чем они отличаются от мрази. Герой может пасть от рук мрази. Но мразь – это мразь, а герой – это герой. Не хочу говорить, что Каддафи последний герой, потому что верю, что есть и другие. Но то, что он герой, это точно. Кстати, он никогда для меня героем не был и стал им только после того, как я увидел, как ведут себя другие, оказавшись под пятой мрази, могущественной пока еще при всей ее глупости и подлости. И как отличается поведение Каддафи от поведения других.

3. Я не знаю, убили ли Каддафи. Скорее всего, убили. Ну, что ж! Герой пал от рук мрази. Борьба с мразью продолжается и носит неотменяемый характер.

4. Выставить тело Каддафи в каком-то холодильнике в супермаркете – это уже не выходка мрази. Это поступок нелюди. Надо приличным людям объяснять, чем мразь отличается от нелюди? Тем же, чем смрад помойки отличается от смрада ада. Так вот, веет натуральным и стопроцентным адом.

5. На место Каддафи приводят «Аль-Каиду», понятно? Случайно такие трюки не исполняются. Я знаю регион и говорю стопроцентную правду. Французские легионеры, британские спецназовцы, блестящие офицеры ВВС НАТО – все они вместе тащат за собою гостей из ада. Они их тащат в Ливию и не только. Понятно, чем это чревато?

6. Гости из ада процветания в Ливии обеспечить не могут и не хотят. Вместе с западной нелюдью они разграбят Ливию. Народ будет жить раз в 10-15 хуже, чем он жил при Каддафи. То же самое повторится в других странах. Гости из ада процветание в Египте не обеспечат. Все будет гораздо хуже, чем при Мубараке. Мир упорно тянут в Третью мировую войну. Гости из ада, идущие рука об руку с западной нелюдью, – это стопроцентные гитлеры XXIвека. Только более изощренные и подлые. Вот и все.

7. Свободный мир показал, что он такое. Свободные средства массовой информации, способные донести правду до западной и мировой общественности? Как же, как же… Всё видим. Павлины, говоришь? Ха! За ненадобностью отброшены даже лживые приличия. Всё заголилось. И все увидели, как оно заголилось. Все, кто прозрел. И наша задача, чтобы прозрели еще очень и очень многие.

8. Мерзость нынешней ситуации заключается в том, что нельзя провести четкой грани между самой грязной геополитикой и элементарной международной мафиозностью. Был один проворовавшийся в Техасе банкир. Его миллиардные долги покрыл один восточный властитель. Потом банкир дорвался до власти и «замочил» властителя. Это геополитика? Или элементарный бандитизм? А если до власти дорвался французский коллега этого банкира? Или итальянский? И они «мочат» своих кредиторов из Северной Африки? Это геополитика? Или…

9. Международный гангстер, международная элитная мразь, сплотившаяся вокруг него, вошедшие в альянс с этой мразью нелюди – не успокоятся. Они придут к нам в дом. Очень скоро придут. Главы государств, которых я, повторяю, вовсе не осуждаю за сдержанность, сколько угодно могут говорить о просвещенности интеграционных инициатив. Но если они не впали в сладкую кому – то перспектива оказаться трупами, лежащими на обозрении в супермаркетах, должна быть им ясна. Но не менее ясна и перспектива народов. Хорош был или нет Мубарак – но то, что будет без него, окажется многократно хуже. Хорош был или нет Каддафи – но то, что будет без него… это нечто!

А ведь, кроме НАТО на Западе, у нас на Востоке есть еще неумолимо растущий Китай, а на Юге – разогреваемый западной мразью радикальный исламизм (прошу не путать с исламом). И всё по нашу душу, не так ли?

Словом, объединяемся мы, дабы не оказаться сброшенными в ад. А это и есть хотя бы самый грубый вариант огня, позволяющего переплавить стекло и создать новую вазу. Есть еще много тонких огней. И тончайших. Так что не говорите мне, что четвертого варианта нет. И что можно только проклинать вазу, оплакивать ее или склеивать суррогат. Есть и другая возможность. Она маячит за осторожными действиями тех, кто сейчас аккуратно движется навстречу друг другу. И это правильно, что действия осторожны. Это правильно, что они аккуратны. Это правильно, наконец, что те, кто двигаются, не договаривают до конца. Что они обсуждают третий вариант и как бы отрицают четвертый.

Но есть он, повторяю, этот четвертый вариант. И именно он стучится в двери нашего, ранее общего, дома. Дома, которому придется или вновь стать общим, или сгореть в пожаре, по отношению к которому ливийский ад еще покажется детской шалостью.